Наверное, не будет преувеличением сказать, что социальная нормативность всегда шла рядом с нормативностью этической, можно даже сказать, что этическая парадигма задавала нормативность социальной прагматике, указывая, что можно, а что нельзя, что желательно, а что нет. Уверенность в том, что Гроб Господень не должен пребывать у неверных, обосновывала необходимость крестовых походов с целью его освобождения. Уверенность же в том, что согласно принципам автономного разума можно обустроить справедливое общество всеобщего благоденствия, способствовало революционным преобразованиям, призванным воплотить эти идеалы. Очевидно, что с одной стороны, разные ценностные основания предполагают различные социальные действия, с другой – распространяется это не только на индивидуальные действия, но и на действия целых сообществ: горизонты возможного, регионы должного и факты выбранного в качестве реализованного задают и траектории отдельных жизней, и судьбы наций.
При этом до недавнего времени человечество жило под сигнатурой универсальной этики, фундированной Абсолютным источником. Наиболее репрезентативными примерами здесь могут выступать Благо философии Платона, Высшее Бытие (Бог) христианского миропонимания или Разум кантовской концепции. При всех различиях в этических парадигмах и в понимании источника этической нормативности, концепции прошлого объединяет вера в абсолютность и универсальность этого источника, вера в то, что он независим от человеческой деятельности и, наоборот, только и делает ее возможной. С этим связанна и уверенность в универсальности «цивилизационного» проекта на нем основанного. Каждая из указанных выше этических парадигм нашла реализацию в определенных социальных формах – Полисе, Граде Божием, Модерне соответственно.
Последнее время ситуация существенно изменилась – делегитимированы любые инвариантные и универсальные построения. Маркерами таких изменений в этике могут служить все имманентно ориентированные этики, такие как этика жизни Швейцера, этика Другого Левинаса, экологическая этика Йонаса и Белера. Даже этика дискурса Апеля-Хабермаса, претендуя на императивность собственных построений, собственную универсальность связывает с коммуникативным сообществом. Схожие трансформации произошли и в области понимания статуса науки в культуре. Благодаря постпозитивистской программе, наука из универсального средства, ведущего к Истине с большой буквы, каковой она воспринималась во времена классического модерна, превратилась в социально и культурно детерминированную практику, позволяющую добиваться значительных прагматических результатов, но истины которой должны быть принципиально фальсифицируемыми. Отразилось это и на социальном и цивилизационном строительстве. Сначала на смену универсальному модерну пришла множественность модернов, сегодня мир характеризуется эксплицитной фрагментарностью, субъектами которого все больше становятся партикулярные проекты глобального развития, опирающиеся на собственное культурное наследие. В целом можно сказать, что осознание неуниверсальности источника этической и социальной нормативности автоматически сделали таковым и ценностные основания цивилизационного развития, а соответственно и сам цивилизационным проект.
Это автоматически отразилось на функционировании всей мир-системы. Деуниверсализация этической императивности вынуждает искать собственные (партикулярные) ценностные основания, на которых выстраивать собственное же понимание себя, мира, будущего, т.е. выстраивать собственный цивилизационный проект. Такая ситуация становится фактом сегодняшнего дня. Все, кто имеет возможность самоопределятся, в ценностном, цивилизационном, геополитическом и т.д. смыслах, активно это делают сейчас. Здесь можно привести пример Китая, России, Индии, Турции и т.д. Мысль о том, что «корзина либеральных ценностей не является универсальной», а организация национального бытия должна соответствовать исторически унаследованным ценностям стала общим местом геополитических реалий современности.
В свете вышесказанного, здесь можно задаться вопросом: что все это значит с практической точки зрения? Так как сегодня понятно, что ценности не имеют другого источника, кроме сообщества их породившего (принципы постметафизического мышления), создается впечатление, что сообщество может придать любую форму этим ценностям, а значит и цивилизационному проекту, на них основанному. Из украинца, например, сделать поляка, максимально исключив совместную с Россией историю и максимально ее инфернализировав. Или пример с обратной стороны: «приватизировать» прошлое и отрицать равное право на историческое наследие, Киевской Руси, например, а соответственно не признавать факт совместной, а значит самостоятельной истории украинской, российской и белорусской наций.
Однако следует подчеркнуть, что наиболее строгим «этическим самоопределением», а соответственно и наиболее конкурентноспособным в цивилизационной борьбе, будет нарратив, внимательный к собственной генеалогии: речь идет об учете истории, традиции, соседства, культурной близости и т.д. В противном случае придется жить с «больной совестью» (в случае перечеркивания общей, а значит и собственной, истории) и «больной головой» (когда цели, идентичности, смыслы, этой историей заложенные, не будут совпадать с «актуальными», новоизбранными). Этот экзистенциальный дискомфорт станет прямым следствием этической ошибки и разрушительным фактором в процессах глобальной конкуренции.