По Дж. П. Фаму
Климатические активисты и другие сторонники снижения выбросов углерода иногда убеждают, что единственное препятствие между человечеством и ярким зеленым будущим, — это отсутствие политической воли.
Увы, эти зеленые мечты сдерживает не недостаток политического воображения, а материальная нехватка критически важных минералов, без которых невозможен переход к экологически чистым энергетическим системам.
Во-первых, в большинстве политических — не говоря уже о политизированных — дискуссиях об энергетическом переходе упускается из виду материальные потребности систем возобновляемой энергии по сравнению с их предшественниками, работающими на ископаемом топливе. Например, электромобиль, такой как Tesla Model Y, который стал самым продаваемым автомобилем в этой категории в Америке в прошлом году согласно Kelley Blue Book, требует в шесть раз больше полезных ископаемых, чем обычный автомобиль. Только для его проводки требуется около 130 фунтов меди — примерно в три раза больше, чем для автомобиля, работающего на бензине. Медь также необходима для перехода на солнечную и ветровую энергию для домов и предприятий, что потребует масштабной замены электропроводки. Если, как ожидается, к 2035 году спрос удвоится и составит около 50 миллионов метрических тонн в год, то по самому оптимистичному сценарию годовой дефицит составит почти 10 миллионов метрических тонн . И это только медь: по данным Международного энергетического агентства, достижение цели нулевых выбросов к середине века, закрепленной в Законе ЕС о климате, а также в Указе президента Байдена от декабря 2021 года приведет к тому, что совокупный спрос на наиболее распространенные минералы, используемые в электромобилях и аккумуляторных батареях, — литий, графит, кобальт и никель — вырастет в тридцать раз в течение следующих двух десятилетий.
Во-вторых, нехватка материальных ресурсов усугубляется логистикой получения полезных ископаемых. Например, на Демократическую Республику Конго (ДРК) приходится около 70 процентов мирового производства кобальта. Более того, почти весь металл затем экспортируется в Китай, который перерабатывает около 90 процентов мировых поставок редкоземельных элементов (РЗЭ), две трети лития и кобальта и почти 40 процентов никеля. Как недавно признал специальный президентский координатор Байдена по глобальной инфраструктуре и энергетической безопасности Амос Хохштейн на конференции African Mining Indaba.в Кейптауне, Южная Африка: «Это серьезная проблема для США и, я думаю, для остального мира. Поскольку мы переходим к более чистой, экологичной и совершенно новой энергетической системе, мы должны убедиться, что у нас есть диверсифицированная цепочка поставок. … У нас не может быть цепочки поставок, сосредоточенной в какой-либо стране, неважно, какая это страна». Например, угрозы, обнаруженные администрацией Байдена в цепочках поставок литий-ионных аккумуляторов, показывают, что Китай производит 79 процентов всех аккумуляторов в мире, и только одна китайская фирма (CATL) самостоятельно контролирует 30 процентов мирового рынка аккумуляторов для электромобилей. С этой целью диверсификация поставок является главным приоритетом и ключом к снижению рисков, даже если иногда это может повлечь за собой необходимость вести дела со странами или фирмами, которые в противном случае не считались бы релевантными.
Именно проблемами добычи и логистики можно объяснить дипломатическую активность развитых стран, развернутую в последние годы. Сюда можно отнести Меморандум о взаимопонимании, подписанный на саммите лидеров США и Африки в декабре, Партнерство по безопасности полезных ископаемых, в которую входят Австралия, Канада, Финляндия, Франция, Германия, Япония, Южная Корея, Швеция, Великобритания, США и Европейская комиссия и т.д.
Мечта о более «зеленой» экономике, основанной на низкоуглеродных или даже углеродно-нейтральных энергетических системах, может быть не такой фантастической, как считалось раньше, но ее достижение будет зависеть от обеспечения доступа и стабильных (и обильных) поставок необходимых стратегических материалов.
Читайте также: