Украинская историческая политика – это собственно то, чего нам не хватает. Ее не существует. В вопросах национальной истории мы ситуативно мечемся от даты к дате, не имея ни компаса, ни карты. Может ли постколониальная нация позволить себе такую роскошь как пренебрежение национальной памятью? А мы позволяем и продолжаем это делать. Нужно ли лишний раз повторять утверждение, которое уже стало трюизмом о том, что общее видение прошлого и формирует общность, имя которой – нация? Вопрос катастрофического состояния исторической политики – не уникален для постсоветской Украины, это, к сожалению, общая тенденция отношения к гуманитаристике. Отсутствие общенационального видения истории и своего места в истории за последние несколько лет переместились из теоретической, чисто академической проблемы, в плоскость практическую, угрожая украинской нации стать проблемой онтологической, иначе – стать вопросом про бытие Украины как таковой. Нынешняя ситуация сделала очевидной для нас всю катастрофичность положения. Имели бы мы такой уровень пророссийских настроений на Донбассе, если бы у нас была своя историческая политика, принятая всеми регионами Украины?
Надо сказать, что речь идет не только о Донбассе. Уровень пророссийских настроений в Харькове, Одессе или Запорожье в начале российской интервенции был не на много меньшим, чем на Донетчине или Луганщине. Это потом, когда с одной стороны Слобожанщина, Причерноморье и Запорожье увидели все «прелести» русского мира, а с другого – нашлись местные проукраинские элиты способные взять ситуацию под контроль, запал сепаратизма спал и сегодня уже подзабылся. Но ситуация на Донбассе – это следствие влияния не только внешних факторов, а и во многом наших собственных промахов. Не снимая вины с внешних игроков конфликта на Донбассе, мы должны присмотреться к собственным недочетам и сделать основательную работу над ошибками.
Украина – «не…» или наше историческое «катеначчо»
Вопрос собственной идентичности в Украине имеет достаточно интересную историю. Что такое идентичность? Не пытаясь исчерпывающе и теоретически безукоризненно ответить на вопрос, можем, впрочем, сказать, что идентичность – это общее видение себя. Идентичность народа – это общий ответ на вопрос, кто мы, откуда и куда мы идем. Все, кто разделяют это видение – являются членами общности, а все, кто нет – остаются вне ее. Необходимо сказать, что это вовсе не означает интеллектуального или ментального тоталитаризма. Общее видение предполагает возможность дискуссии и национального диалога. Когда диалог недопустим, мы получаем монстров, типа фашизма, нацизма или коммунизма. Однако, существует определенное ядро идентичности, базовое видение себя, которое обсуждению не подлежит, которое и образует общность. Оно не ставится под сомнение, не становится темой для разговора, ибо в тот момент, когда поддается сомнению – исчезает, а вместе с ним и вся общность.
Я помню, как в 2005 году я впервые познакомился з польским опытом политической жизни. С той стажировки на парламентских выборах я для себя вынес одну очень важную вещь: поляк может быть правым или левым, консерватором или либералом, но прежде всего – поляком. Есть в польском видении себя нечто, что не редуцируется, что разделяется всеми, что не подлежит обсуждению.
Кстати, польская историческая политика, с приходом к власти консерваторов и евроскептиков из PiS, переживает серьезные метаморфозы, которые абсолютно точно повлияют и на польско-украинские отношения, но эта тема отдельного разговора.
Украина – это феномен. С одной стороны, украинская идентичность – достаточно сильная, так как, в противоположном случае, она не пережила бы столетий колониального существования. Вопреки всем естественным ассимиляционным процессам наша идентичность не сникла, но … Но так и не была артикулирована.
Почему так произошло? Украинской интеллектуальной элите было не до того, у нее были более актуальные вопросы. Собственно говоря, первоочередным заданием с XIII и по самый XX век для украинцев (оставим корректность этнонима украинцы для всей украинской истории вне нашего нынешнего разговора) было дистанцирование от господствующих над ней идентичностей, говоря языком спорта, мы отсиживались в глухой обороне. Нам важно было подчеркнуть и тем самым защитить, сохранить свое отличие вначале от идентичности польской, а позже – от московской (российской). Мы постоянно консолидировались вокруг негативных определений, «мы не…» - мы – не католики, мы – не поляки, мы – не московиты, мы – не…
Интересно, что каждый период доминирования одной империи порождал тяготение к другой. Все мы помним, что во времена унии оплотом православия и антипольских, москвофильских движений была Галиция и Волынь. В целом Украина тяготела к союзу с православными славянами на северо-востоке, як противовесу польской естественной культурной экспансии. Та же, кстати, ситуация и после Разделов Польши, во времена власти «бабці Австрії» - москвофильские настроения в подавстрийской Украине достаточно влиятельны, если не доминирующее. И напротив, - начиная практически после самого Переяслава, когда постепенно нарастает угроза ассимиляции российской в Украине растут пропольские и проевропейские настроения от И.Мазепы до С.Петлюры и шестидесятников.
Иначе говоря, если мы посмотрим на украинскую историю longue durée, то отметим две важные вещи:
Во-первых, сегодняшний европейский (западный) выбор Украины – это закономерность украинской истории. Когда в соседней объективно более культурно и цивилизационно ресурсной и мощной России растут имперские настроения и притязания на наше историческое наследие, - ми органично и привычно дрейфуем на Запад.
Во-вторых, мы должны понимать, что как только мы выиграем наш сегодняшний поединок и полностью станем частью западного мира, мы рискуем затосковать по восточному соседу и начать новую масштабную героическую борьбу и движение на Восток и какое-то славянское единство, каким бы неимоверным это нынче не выглядело. Думается, что для современников Богдана наши сегодняшние проевропейские амуры выглядели не менее невероятно.
Чтобы прервать это бесконечное, словно колесо Сансары, барражирование между двух берегов, мы должны, наконец, определиться с позитивным определением Украины, создать компромиссное видение истории, которая станет:
- достоянием всей Украины от Ужгорода до Луганска;
- основой понимания Украиной себя;
- аxis mundi, вокруг которого будет вращаться мир, безотносительно того, что думают в Варшаве, Москве, Брюсселе, Вене или Вашингтоне; основой нашего видения мира, так как в этом видении будет место для нас самих, ибо сегодня с этим у нас проблемы.
Именно после этого мы станем полноправным àктором мировой истории и перестанем метаться меж варшавской Сциллой и московской Харибдой.