Стратегии и практики, которые становятся все более популярными в последнее время (эксперименты над гендерной идентичностью, отрицание различия между мужчинами и женщинами, трансгендеры, продвижение ЛГБТ-сообществ и т.д.), как, впрочем, и другие измерения либеральной культуры, являющиеся следствием специфически интерпретированных прав человека, в целом легко редуцируются к давно известной идее бунта против культуры. Логическая схема выглядит следующим образом: культура довлеет над личностью, постоянно ее угнетая, соответственно, чтобы освободиться, нужно сбросить с себя тяжесть культурного прошлого. Пожалуй, наиболее последовательно эта максима была выражена постмодернистским поколением – наследниками 1968-го года (Фуко, Лиотар, Лакан). Однако хорошо известна она была уже представителям Франкфуртской школы, а еще ранее о травматичных последствиях культуры писал Фрейд.
В тоже время, так же давно известна самопротиворечивость подобной попытки выйти за рамки культуры. Человек аподиктически включен в культуру, в социальную среду. Он ровно столько продолжает оставаться человеком, сколько остается носителем определенной культурной традиции и идентичности. Культурность для человека – синоним человечности, причем не в этическом, а в онтологическом смысле. Эту мысль можно проиллюстрировать на художественных примерах типа Робинзона Крузо или произведениями классиков философии ХХ века — Кассирера, Витгенштейна, Хайдеггера. Человек всегда обречен находиться внутри определенной культурной целостности.
В результате этого современная модель свободы от культуры возможна не более, чем подвиг Мюнхгаузена, вытягивающего себя за волосы из болота. Происходит не более чем замена одной культурной матрицы на другую, которая с формальной точки зрения мало чем отличается от своей предшествующей модели (в ней также есть свои запреты, табу, нормы). Чтобы в этом убедиться, можно попробовать в западном обществе назвать человека с ограниченными возможностями инвалидом, вспомнить о грехе Содома и Гоморры, или после кампании #MeToo намекнуть девушке на продолжение вечера. А вот с содержательной – отличия разительные и, к сожалению, не в пользу той парадигмы, что вызревает в либеральных умах. После ампутации трансцендентного уровня культуры человеческая экзистенция вынуждена поместиться в прокрустово ложе имманентности, где полнота бытия (выражаясь хайдеггеровским языком) заменяется ограниченностью сущего, на смену многомерного мифа прошлого приходит квазирелигия повседневности — консюмеризм. Говоря простым языком: вместо «Хорошо темперированного клавира» Баха по радио звучит недифференцируемый шум, называемый ведущим музыкой.
Таким образом, революционерам от культуры неплохо бы понять, что формальная сторона культурной действительности будет в том или ином виде присутствовать всегда, однако разрушение ее содержательной составляющей неизбежно ведет и к саморазрушению тех, кто ее уничтожает.
Читайте также: