В драматичном противостоянии французского президента Э. Макрона (читай, западного секуляризма) и президента Турции Р.Т. Эрдогана (читай, значительной части мирового ислама), которое вполне может перерасти в конфликт на религиозной почве, кроме всего прочего есть и фундаментальное для современного секулярного разума противоречие. Которое, с учетом наметившихся в последнее время тенденций, может стать бомбой замедленного действия, заложенной под весь светский мировой порядок. Во Всеобщей декларации прав человека, принятой на третьей сессии Генеральной Ассамблеи ООН 10 декабря 1948 года (статья 18), сказано: «Каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в учении, богослужении и выполнении религиозных и ритуальных обрядов». Это положение, составляющее суть принципа свободы совести, гарантирует равное положение для всех религиозных систем, нерелигиозных или антирелигиозных убеждений и лежит в основе их идентичного (равноправного) социального статуса. Считается, что религиозные, нерелигиозные и антирелигиозные системы несут в себе и предлагают обществу различные ценности, а общество в праве сделать вывод о соответствии/несоответствии этих ценностей тем общечеловеческим и национальным ценностям, которые сформулированы в Декларации прав человека и национальных конституциях, и сделать соответствующие выводы. Процесс обсуждения ценностей, в том числе и критический – закономерная часть жизни светского государства. Значит, злополучные карикатуры, ставшие причиной уже нескольких убийств, законны? Представляется, что не все так просто.
Современное светское государство стало логическим следствием процесса секуляризации западноевропейского христианства, определяющей чертой которого была практически полная ликвидация трансцендентного (сакрального) региона реальности. В отсутствие трансцендентного, которое в силу своей природы несло в себе элемент иррациональности, все регионы и элементы светской реальности «предстоят перед судом разума и дают ему ответ». Именно в рациональном сравнении, подсчете и расчете («калькуляции») лежит, с точки зрения М. Хайдеггера мировоззренческий переворот, заключавшийся в понимании сущности всякого сущего как ценности. Нетрудно заметить, что сосредоточение метафизических систем на ценности (например, в Баденской школе неокантианства), стоимости (Маркс), переоценке ценностей (Ницше) стало следствием победы парадигмы Просвещения в Европе и сопровождало становление светского Запада.
Поэтому, ценности – обитатели рационального дискурса и атрибуты светской реальности, и они неприменимы к реальностям религиозным. Если в светском мире все «сравнимо и калькулируемо», в конце концов, даже его высшая ценность – человеческая жизнь, то в мире религиозном, по крайней мере в его трансцендентной части, аксиологии не работают вовсе. Более того, аутентичные религиозные смыслы, всегда апеллирующие к трансцендентному-сакральному и несущие его в себе, на светский язык просто непереводимы. У понятий святости, греха, спасения, ада, рая и т.д. нет светских двойников. Святость – это не просто добродетель и порядочность, грех – не просто преступление. Бесспорно, с точки зрения светского государства, религиозный человек должен следовать светским законам и подстраивать свои религиозные потребности под общие требования. Но и светское государство гарантирует наличие и неприкосновенность личного пространства, в котором человек следует своим религиозным убеждениям. В целях эвристики и с очень важными оговорками, об одной из которых – ниже, религиозного человека можно сравнить с человеком с особыми потребностями: он во всем подобен среднестатистическому гражданину, но государство в идеале должно обеспечить ему некоторый набор услуг, который связан с его «особенностью» - религиозностью – хотя при этом принципиально не ограничивает права других граждан. Религиозность не требует пандусов или специальных лифтов, но вот специальные пространства (например, храмы), промежутки времени (например, для молитвы) и определенные ограничения (например, в питании) предполагает.
И вот здесь самое время вернуться к вопросу о столкновении/сосуществовании двух важнейших составляющих вопроса о свободе совести – праве человека свободно исповедовать свои убеждения, а государству равно нейтрально эти убеждения обсуждать и критиковать. Может ли государство критиковать людей с особенными потребностями, если, например, их протесты угрожают общественному порядку? Так как нарушение порядка - общезначимый факт, касающийся всех граждан государства, ответ – да. Можно ли сделать этот факт предметом карикатуры? Ответ не столь однозначен, но, при известных оговорках, тоже положителен. Но вот может ли карикатурист высмеивать, например, физические особенности этих людей? Однозначно нет. Причем сам физический недостаток не является предметом табу. Запрет касается вторжения в частную сферу личных переживаний человека, для которых у общества нет «инструмента измерения».
То, что происходит в личном пространстве человека и не подлежит переводу на общественный язык – в силу субъективности переживания или отсутствия в светском языке адекватных средств для перевода – не должно становиться предметом обсуждения или критики. Таковыми должны стать те следствия, с которыми общество столкнулось или может столкнуться в результате, например, внутрирелигиозной деятельности.
И мусульмане, и христиане, и буддисты могут быть предметом общественной критики, а результаты их деятельности – оцениваться с точки зрения светских ценностей, признанных в тех государствах, в которых они проживают. Однако светской критике не могут подвергаться несветские смыслы, критикуя и даже обсуждая которые светские акторы могут оскорбить религиозные чувства людей. Как было сказано выше, ценностный дискурс (самый «деликатный» в смысле рациональных средств) к сфере религиозных убеждений неприменим, так как ценность сакральных объектов весьма проблематична: для светского человека религиозные «ценности» имеют очень относительную ценность, а для человека религиозного – они вообще не ценности, а нечто большее.
И, наконец, о важной оговорке. Религиозные граждане – это люди с «особыми потребностями», которые (как это было показано в «Водоразделах секуляризации») при определенных обстоятельствах могут, ничего практически не меняя, превратить светских людей в людей с особыми потребностями, живущими в религиозном государстве. Считаться с этим – и значит жить в постсекулярном обществе.
Читайте также:
Развяжет ли Макрон новый джихад?
Теракты во Франции и протесты в Польше: Топ-5 событий недели