Полезный урок постконфликтного урегулирования для Украины может дать история Южной Америки, страны которой имеют огромный опыт как авторитарных режимов, так и переходов от диктатуры к демократии. Наши соотечественники старшего возраста хорошо помнят митинги солидарности с народом Чили, чилийского диктатора Аугусто Пиночета сравнивали с Гитлером и Муссолини, а название латиноамериканских военных правительств – «хунта» – российская пропаганда до сих пор использует для порождения негативных ассоциаций относительно современной украинской власти.
Однако не только в Чили существовали диктатуры и диктаторы. Аргентина, Боливия, Бразилия, Парагвай, Уругвай имели собственные хунты, и каждая из этих стран шла своим путем после их падения.
В Аргентине, в частности, где в 1976 году состоялся военный мятеж против президента И. Перон, к власти пришла группа офицеров во главе с Хорхе Видела – кровавым диктатором, правление которого продолжалось до 1981 года. Под лозунгами «национальной реорганизации» хунта Видела внедряла внутреннюю политику государственного терроризма, которая получила название «грязной войны». Инструментом ведения этой войны были «эскадроны смерти», численность которых достигала от 15 до 25 тыс. человек. Целью этих карательных органов было уничтожение «нежелательных элементов» – политических противников хунты, оппозиционеров, прежде всего, левого толка. Преследования коммунистов и социалистов происходило также на международном уровне – в рамках «Операции Кондор», которая поддерживалась диктаторскими режимами Чили, Бразилии, Парагвая, Боливии. Спецслужбы этих государств координировали свою деятельность, активно используя такие методы, как незаконные похищения людей, аресты, пытки, казни. По некоторым оценкам, жертвами хунты в той или иной степени стали почти 100 тыс. аргентинцев.
После Фолклендской войны новым президентом Аргентины стал Рауль Альфонсин. По его инициативе была создана Национальная комиссия по делу о массовом исчезновении людей (CONADEP), которую возглавил известный писатель Эрнесто Сабато. В ходе следствия Комиссия установила 8 960 случаев исчезновения людей, обнаружила 365 тайных мест заключения, в которых к оппозиционерам применяли пытки, на основе показаний свидетелей открыла 1 800 дел. Результаты работы Комиссии были опубликованы в докладе под названием «Никогда больше». Р. Альфонсин добился принятия законов, обеспечивающих правовую основу для преследования нарушителей прав человека из числа военных и полицейских. Было открыто 2000 дел. Перед судом предстали 16 высших офицеров, включая членов хунты, 10 из которых за преступления против человечности приговорили к различным срокам лишения свободы, а генерала Видела – пожизненно.
Казалось бы, не в одной из стран континента борьбу против последствий диктатуры не вели так системно и интенсивно, как в Аргентине. Потенциальные обвиняемые делились на три категории:
а) тех, кто отдавал приказы о нарушении прав человека;
б) тех, кто выполнял приказы;
в) тех, кто совершал преступления против прав человека сверх того, что было приказано.
Таким образом, политика карательной справедливости была направлена против всех без исключения нарушителей прав человека, что, в конце концов, имело негативные последствия для завершения начатого процесса. Когда судебное преследование стало угрожать среднему и низовому звену репрессивного аппарата бывшей диктатуры, в армейских кругах начались волнения. Военные неоднократно требовали от Альфосина принять закон об амнистии, трижды попытались отстранить его от власти путем переворота. В итоге правительство вынуждено было отказаться от политики установления правосудия.
Сначала был принят закон, который устанавливал предельный срок для возбуждения уголовных дел против нарушителей прав человека, затем – закон, освобождающий от уголовной ответственности офицеров младшего и среднего звена. После прихода к власти нового президента Карлоса Менема была объявлена амнистия военным и членам хунты, осужденным при предыдущем правительстве. Как отмечал американский политолог С. Хантингтон, «попытки осуществления правосудия в Аргентине не стали хорошим примером ни для правосудия, ни для демократии, породив вместо этого моральную и политическую неразбериху в стране».
Провал политики карательного правосудия в Аргентине повлиял на другие латиноамериканские страны, в которых возобладало мнение, что последовательное соблюдение закона в таких масштабах может быть опасным. Те, кто пытали и убивали во времена диктатуры, остались без наказания, а восстановление справедливости ограничивалось лишь выявлением фактов насилия и других форм нарушения прав человека. Важно подчеркнуть, что отказ правительства от приведения судебных процессов в исполнение приговоров сопровождался игнорированием массового общественного запроса на наказание преступников.
Риторический вопрос, который в свое время задал президент Уругвая Сангинетти: «Что важнее – укрепить мир в стране, где сегодня гарантированы права человека, или добиваться справедливости задним числом, что может поставить этот мир под угрозу?», получил на практике ответ: важнее мир. Ценой этого мира стали незавершенные судебные процессы, амнистия и безнаказанность преступников.
Аргентинский опыт стал прецедентом для всего континента: национальные Комиссии правды и примирения создавались, но их деятельность заключалась только в выяснении истины. Они не наказывали за выявленные преступления. С самого начала было четко установлено, что виновных в нарушении прав человека преследовать не будут. Так было в Чили, где после падения режима Пиночета в 1990-м создали Комиссию по установлению истины и примирению. Необходимость привлечения к ответственности виновных в преступлениях, подробно перечисленных в подготовленном Комиссией отчете, даже не упоминалась. Не принимались попытки установить вину конкретных лиц; выявленных нарушителей закона освобождали от судебного преследования; иногда даже не разглашались имена обвиняемых. Функции Комиссии заключались в выявлении фактов преступлений, чтобы жертвы и их семьи могли разоблачить и заклеймить позором обидчиков, а также утолить общественную совесть и воспитывать решимость не допустить повторения подобного в будущем. Это был своеобразный шаг к исцелению расколотого общества и выполнения превентивных функций во избежание повторения ужасов диктатуры.
«Впрочем, – признает С. Хантингтон, – политика в странах третьей волны срывала попытки преследования и наказания авторитарных преступников. В очень многих из них лишь несколько отдельных лиц были подвергнуты быстрому суду. Почти во всех из них об эффективном судебном преследовании и наказании вообще не было речи».
Итак, опасения государственного переворота и возвращения к военным диктатурам стали главной причиной отказа правительств латиноамериканских государств от соблюдения политики карательного правосудия. С другой стороны, такой отказ отнюдь не решал проблему восстановления справедливости. Более того, эта проблема и сегодня актуальна для чилийцев и аргентинцев, разделяя общество на два лагеря: сторонников и противников судебного преследования преступников периода военных диктатур.
«Латиноамериканский опыт, – пишет проф. Нани Мачарашвили, – повлиял на утверждение в общественном сознании взгляда, согласно которому осуществление правосудия нередко оказывается труднодоступной задачей, особенно в государствах, характеризующихся внутренним расколом и дефицитом демократической политической культуры, где попытки вершить правосудие создают угрозу для будущего мирного развития страны. Постановка вопроса о преступлениях, которые совершались противоборствующими сторонами в ходе гражданской войны, привела бы к немедленному возобновлению войны. Как показывает опыт стран Латинской Америки, выход из ситуации – выяснение истины без наказания за совершенные преступные деяния, но с резкой критикой самого факта преступления. Последнее рассматривается основой для того, чтобы избежать ошибок прошлого в будущем. Выяснение правды служит отправной точкой для осуществления в отношении жертв правонарушений прошлого так называемой реститутивнои справедливости и выплаты компенсаций».
Оценивая латиноамериканский опыт перехода к демократии, необходимо отметить, что для Украины поучительными являются примеры бессилия судебной власти и вынужденного отказа правительств от преследований преступников экс-диктатур. Учитывая «дееспособность» отечественной правовой системы, ее несостоятельность найти и наказать виновных в убийствах на Майдане, не следует возлагать больших надежд относительно судебного преследования тех, кто и сейчас совершает преступления на Донбассе. Тем, кто опасается последствий принятия Закона об амнистии, следует задуматься над вопросом о самой способности украинского суда восстанавливать справедливость и наказать виновных – даже в условиях доказательства их вины.