В жизни отдельного человека нередко случаются периоды чрезмерного увлечения какой-то идеей, которая может далеко увести его от повседневных потребностей и насущных задач. Мы называем таких людей фантазерами, мечтателями, романтиками или идеалистами и, в целом, благодушно-снисходительно относимся к ним, зачисляя в разряд «социально одобряемых девиаций». Особого вреда они не приносят, в перспективе возможен даже какой-то позитив; все риски «ухода от реальности» и любые дополнительные нагрузки ложатся на них самих. Главное – не преступить черту и не стать клиентом психиатров. Так сказать, мечтать не вредно...
Иное дело, когда «идеи овладевают обществом», и большими массами людей обуревает желание вырваться за пределы обыденности. Мечты о прекрасном и светлом будущем, о справедливом социальном устройстве, о «царстве Божием на Земле» и т.п. благородны и прогрессивны. Ранее они рождали религиозные учения, в наше время – политические движения. Идеи спасения души, социального равенства, расовой чистоты, национальной исключительности или имперского строительства – вот лишь некоторые примеры подчинения повседневной жизни общества некой высшей цели. Эта цель может быть реальной или иллюзорной и недостижимой в принципе, но «заболевший» ею социум этот факт мало волнует. Упомянутые выше идеалисты выступают в первых рядах, увлекая за собой массы, «прельщая», «искушая», «соблазняя» красивой мечтой.
Отечественная история богата на подобного рода соблазны, мы не удовлетворены тем, что есть, не ценим то, что имеем, связывая счастье и благополучие не столько с собственными усилиями и трудом, сколько с ожиданиями скорой реализации обещаний, которыми в преддверии каждых выборов нас щедро закармливают политические авантюристы всех мастей. Мы как тот солдат, который один идет в ногу, а весь строй не в ногу – никак не попадем в общечеловеческий ритм, то упиваясь чувством превосходства от того, что «будущее принадлежит нам», то впадая в мазохистическую ностальгию по ушедшему прошлому.
Не потому ль мы так уязвимы для «соблазнения»?
К слову сказать, дискурс «соблазнения» и «искушения» уже имеет свою интеллектуальную историю. О «евразийском соблазне» когда-то писал Георгий Флоровский, подчеркивая, что соблазн, с одной стороны, это то, что прельщает, влечет к себе, а с другой – греховное искушение; то, что вызывает греховные мысли, толкает к греху. Используя это слово, Флоровский, тем самым, как бы кается в своем пусть и недолгом увлечении евразийством, пытаясь уничтожающей критикой ложного учения искупить свой «грех» и предупредить других против искушения поддаться на аргументы адептов данной идеологии. В наши дни российский журналист Леонид Млечин назвал свою книгу о Ленине «Соблазнением России», а Татьяна Грачева опубликовала конспирологическое «Последнее искушение России».
Весьма популярной данная семантика была в Украине в 2013 году, когда евроинтеграция стала новой идеей-фикс для миллионов наших сограждан. В статье Сергея Глазьева «Искушение Украиной» с выразительным подзаголовком «Еврошизофрения на Украине» отмечалось, что имперская евроинтеграция принудительного типа едва ли будет жизнеспособной. Дескать, «она повергает в хаос и разруху колонизируемые государства и не дает положительного эффекта метрополиям. Хотя она может приносить ощутимые выгоды их корпорациям и спецслужбам, в целом ее экономические результаты негативны, а социальные последствия характеризуются гуманитарными катастрофами». Поскольку статья писалась до аннексии Крыма, то советник В.В. Путина еще заявлял о своей любви к Украине и пытался выставить РФ в качестве безальтернативной спасительницы ее экономики.
В доказательство распространенности дискурса искушения/соблазна в контексте евроинтеграции, Майдана и войны на Донбассе следует указать на публикации Алексея Полторака «Украина и революция-1: искушение?», Кирилла Сазонова «Украинское искушение Путина», Валентина Ткача «Искушение Украины: «Дурак увидел шах»» и проч. Российские авторы склонны высмеивать иллюзии украинской власти по поводу скорого вступления в Евросоюз, украинские же не менее едко отвечают им по поводу неоимперских планов Кремля стать мировой супердержавой.
Если разобраться, «соблазнов» для Украины в последние годы было несколько, как минимум, три. И все они связаны с особенностями геополитического положения страны.
Наиболее привлекательной в 2013 году выглядела европейская перспектива. Представители Запада делали на Майдане достаточно прозрачные намеки, которые в линзе СМИ – для внутреннего потребителя – превращались в прямые обещания включения Украины в Евросоюз. После победы Революции Достоинства наблюдался резкий спад активности европейской дипломатии, и как-то обнаружилось, что никто ничего и не обещал, а львиная доля «перемог» существовала лишь в головах украинских же евроромантиков. Соглашение об Ассоциации, стоившее Украине десятков человеческих жизней, до сих пор действует лишь частично, а такие европейские государства как Нидерланды активно используют его в своей внутриполитической борьбе, недвусмысленно демонстрируя, что нам в Европе не рады. Мол, своих проблем хватает: эмиграционный кризис, Brexit, террористические акты, популизм на фоне грядущих во Франции и Германии выборов. Даже пресловутый безвизовый режим, чему, казалось бы, можно только порадоваться, обставлен такими условностями, что воспользоваться его преимуществами может далеко не каждый украинец.
Короче говоря, западный соблазнитель был респектабелен и желанен, но повел себя по принципу «обещать – не значит жениться».
Альтернативой евроинтеграции еще в 2013 году являлась перспектива более тесного сотрудничества с Таможенным союзом бывших союзных республик. Евразийский вектор не выглядел столь соблазнительным как европейский, поскольку слишком свежи в памяти были советские времена, а ничего другого, как реинкарнации СССР от Москвы ждать не приходилось. Потенциальные экономические преференции, в частности, более низкие цены на энергоносители, делали евразийский выбор рационально обоснованным, но опасение того, что за это придется расплачиваться потерей самостоятельности в принятии политических решений, перевесило. Как доказывают современные российско-белорусские противоречия, по-другому и быть не могло. Разумеется, после Крыма и Донбасса «евразийский соблазн» значительно поубавился, но не исчез окончательно. А в ОРДЛО он и вообще превратился в задачу № 1.
Таким образом, восточный соблазнитель знал, что не люб, а потому намеревался попросту купить невесту – вспомним декабрь 2013 года, когда РФ приобрела еврооблигации Украины на сумму 3 млрд. долларов.
Справедливости ради следует заметить, что третий соблазн – соблазн максимально использовать уникальное географическое положение между востоком и западом, Европой и Азией, то есть взять за правило «жить своим умом» был настолько невелик, что многие его-то и как соблазн не воспринимают. Пафос «державотворення» на принципах Декларации о государственном суверенитете Украины 1990 года сводился во внешней политике к постоянно нейтральному статусу, отказу в участии в военных блоках и обязательстве соблюдать три неядерных принципа: не применять, не производить и не приобретать ядерного оружия. Как случилось так, что имея одну из наилучших стартовых позиций среди бывших советских республик, Украина погрузилась на дно всевозможных международных рейтингов? И нет ли нашей внутренней вины в том, что разгул коррупции, беспредел олигархов и продажность судей стали проблемой, пострашнее российской агрессии?
И если уж последовательно продолжать аналогию с невестой, то в третьем случае имеем соседского паренька, с которым наша героиня росла, провела все детство, но в качестве жениха даже не рассматривала – какой с него соблазнитель, и предложить-то практически нечего…
Отрыв от реальности, фантазии-мечты о великом будущем, искушения красивой жизни привели наше общество к пушкинскому разбитому корыту. По словам Валентина Ткача, мы легко превратили собственные активы в чужие разноцветные фантики – «достаточно вспомнить про наш уже не наш лес». Ведь того, кто хочет быть обманутым и соблазненным, обязательно обманут и соблазнят. Не случайно само слово «соблазн» восходит к старославянскому корню блазнъ – «ошибка» (укр. блазень – «дурак», блазнити – «искушать, сердить»).
Вопрос только в том – когда же мы это поймем и прекратим совершать одну и ту же ошибку?
Читайте также: