Роль религии в глобальном противостоянии постсекулярной эпохи
Белокобыльский А. В., доктор философских наук, профессор, глава КО УИСГРА
Левицкий В. С., кандидат философских наук, директор УИСГРА
Опубликовано в: Історичні та стратегічні імперативи модернізації провідних і транзитивних країн світу : збірник наукових праць / за заг. ред. О.В. Зернецької // Державна установа «Інститут всесвітньої історії НАН України». – К.: ДУ «Інститут всесвітньої історії НАН України», 2017. – С. 166-176.
В статье на примере российского, исламского и китайского проектов глобального развития оценивается антимодерный потенциал религиозно- мотивированных (несекулярных) ценностно-мировоззренческих парадигм.
Ключевые слова: Модерн, постсекулярное общество, религиозные идеологии, ценности, мировоззрение.
Современность нельзя считать простым продолжением эпохи Просвещения, базирующейся на ценностях секулярного разума. Несмотря на то, что западная культура вышла из лона христианства в результате процессов рационализации и секуляризации, ее светскость сегодня находится под вопросом. Причем вопросом не внутренним, а внешним. В мире формируются цивилизационные проекты, замешанные на религиозных ценностях и бросающие вызов основам западной культуры. В свете этих вызовов западу приходится внимательнее относится к собственным ценностям и культурным альтернативам, а также – создавать стратегии сосуществования в мире, утрачивающем культурную однополярность. Попытка очертить основные культурные альтернативы западного проекта и возможные пути минимизации напряженности между ними и западной культурой и является целью настоящей статьи.
Показательно, что для постсоветсткого интеллектуала понятие «секуляризация» практически не знакомо. Это отличает его от интеллектуала европейского, так как нормальный образованный европеец видит в современном этапе развития своего общества новый этап секуляризации латинской христианской культуры. В связи с этим западноевропейский и североамериканский дискурс на протяжении последних десятилетий насыщен исследованиями в сфере поворота от секуляризации – данной теме посвящают работы такие исследователи, как С. Брюс, Дж. Вайгель, Х. Казанова, Р. Старк, Ч. Тейлор и другие. В то же время на постсоветском пространстве лишь некоторые авторы осознают актуальность темы секуляризации, в т.ч. А. Ломанов, У. Лущ, Ю. Синелина, Д. Узланер. Между тем вопрос столкновения секулярной и несекулярной реальностей не просто актуален, а связан с критической эскалацией конфликта, в том числе – и на территории Украины.
Если взглянуть на историю Европы, то именно на рубеже I и II тысячелетий произошли кардинальные изменения, приведшие к рождению через несколько столетий новой, как мы говорим сегодня, модерной Европы. Эти изменения – формирование нового типа города, рождение университета и схоластической (т. е. «школьной») теологии, а также светского пространства общественных отношений – стали следствием невиданного ранее единства европейской культуры, объединенной вокруг христианского учения, литургии и проповеди. Постепенно утрачивая религиозное наполнение, Европа превращалась в более-менее светское культурное пространство, со временем распространившееся на часть Америки, Азии, Австралию.
Собственно распространение светского культурного пространства (сегодня обобщенно называемого Западом), имевшее в своей основе формирование нового типа коммуникации, и есть исторически первое проявление того процесса, который сегодня мы называем глобализацией. Необходимо обратить внимание и на то, что секуляризация как практически полное выхолащивание религиозных смыслов из культуры в истории человечества, в отличие от рационализации религии (нормального этапа в становлении любой развитой религиозной традиции), произошла в человеческой истории лишь однажды и именно в средневековом латинском христианстве [1].
В отличие от «нормальных» трансформаций религиозных традиций, происходивших в разные времена и на разных континентах, в процессе которых существующие религии изменялись или порождали новые религиозные движения, в Европе появился новый, нерелигиозный тип культурного бытия и общества. Это новое общество развивалось и расширялось в религиозной среде, в частности – и христианской, с которой светский Запад сосуществует уже более трех столетий. В отличие от религиозного и традиционного обществ, которые имели мифологические представления о мире и человеке, прошлом и будущем, светская западная цивилизация сформировала собственное понимание себя и мира. Светские представления сложились в результате рациональной «зачистки» христианского мировоззрения от религиозных и мифологических элементов. Вплоть до сегодняшнего дня западный человек верит (причем практически в религиозном смысле) в существование материального мира, появившегося в результате Большого взрыва, историю и прогресс, не замечая некоторой «неестественности» и бездоказательности этого «символа веры».
Однако именно с этой верой было связано взрывоподобное развитие научного знания, а также – знания технологического. Следует заметить, что технологический прогресс, следствием которого и стала индустриальная цивилизация, был связан не столько с научными открытиями, сколько со сменой способа видения мира [2, c.51]. Именно в науке зародился подход, который мы практикуем до сегодняшнего дня и который разительно отличается от религиозного и традиционного: мы стремимся подчинить природу и изменить окружающий мир.
Собственно – эта вера в существование подлежащего изучению, целенаправленному изменению и покорению мира, а также – осуществляющего изучение/изменение/покорение человека (общества), и составляют сущность того универсального проекта развития человечества, который сформировался в границах западной цивилизации. Именно бытие в этом модерном проекте символизировало для Европы культуру в отличие от религиозного варварства.
Против него, «религиозного варварства», был объявлен «крестовый поход», получивший название Просвещения. Крестоносцы разума, благодаря сплоченности и технологической вооруженности, сметали на своем пути архаические и разрозненные ряды своих религиозных оппонентов и расширяли ареал западного общества.
Однако некоторые отрезки границы западной цивилизации оставались более-менее устойчивыми на протяжении столетий. Именно здесь, на востоке и юге Европы, в диалоге-войне-сосуществовании, заимствуя и переосмысливая западные новации, формировались религиозные ответы на западную экспансию. Речь идет о православном и исламском мирах, которые во многом повлияли на становление западного варианта христианства и самой западной культуры, однако оставались до поры до времени не секуляризированными. Именно они первыми, заимствуя теперь уже западные универсальные представления о мире и будущем, сформировали религиозные проекты глобального развития. От модерного проекта они отличались тем, что западный универсализм (ценностей, норм, представлений о правах человека, либеральных ценностях, конституционных правах, конституционизме и т. д.) заменялся на универсализм религиозный.
Альтернативы западному пути развития
Сегодня можно уверенно говорить о, как минимум, трех альтернативах западного проекта – китайском, российском и исламском проектах глобального развития. Хотя они предлагают различные формы борьбы с западной гегемонией, каждая из сформированных альтернатив будет играть все более важную роль в будущем и, возможно, инициирует формирование новых ценностно-мировоззренческих систем. Уже сегодня указанные проекты пренебрегают устоявшимися традициями в международных отношениях, например, – запретом вмешательства во внутренние дела суверенных государств.
Важной особенностью современного этапа развития мир-системы является то, что указанные проекты, в их умеренном варианте, взяты на вооружение официальными структурами некоторых государств (таких, например, как Иран, Турция, Россия, Китай). Официальные правительства, руководствуясь соответствующими идеологиями, пытаются противостоять экспансии западной культуры и распространять собственные культурные приоритеты. В этой связи уместно вспомнить, например, центры фонда «Русский мир» и Института Конфуция, действующие по всему миру, а также исламские культурные центры, в частности, «Мериленд Кюллие», открытый в начале 2016 г. Р.Т. Эрдоганом в США. Однако стоит отметить, что в это 170 же время возникают и образования, которые открыто не признают и не придерживаются норм международного права. Наиболее известным примером такого рода следует считать так называемое Исламское государство.
Можно выделить несколько общих черт, присущих упомянутым альтернативным проектам: 1) принципиальное отрицание универсальности западных ценностей и предписаний; 2) интерпретацию западных ценностей как инструмента подчинения и эксплуатации других культур; 3) обращение к собственной истории и религиозным традициям в поиске собственных культурных ценностей и норм. Так, по поводу упадка западного образа жизни и проблематичности его ценностных оснований высказывались не только вдохновители «Русского мира», но и идеологи китайского проекта. Например, Президент Академии общественных наук Китая Ван Вейгуан подчеркивал в своих выступлениях, что Запад намеренно, но безосновательно выдает собственные ценности за общечеловеческие [3, c.139]. Исламские страны, например, Турция, также претендуют на собственную историческую и ценностную уникальность. Что же до сторонников радикального исламского проекта, то они вообще отказывают западным ценностям в каком бы то ни было позитивном содержании.
Незападные проекты опираются на религиозные и/или традиционные ценности и императивы, которые противопоставляются западным и рассматриваются как ответ на вызов секулярного взгляда на мир. В российском проекте речь идет о «православной традиции», «Святой Руси», которая должна стать базисом для формирования цивилизационной традиции или даже «цивилизационной общности». Традиционистскую и религиозную окраску имеют и китайские «сердцевинные социалистические ценностные взгляды», которые соответствуют не только марксистскому, но и конфуцианскому мировоззрению. Радикальный исламский проект ссылается на «суннитские ценности», хотя и не имеет при этом существенной поддержки со стороны официальных представителей мусульманских сообществ.
Общим знаменателем ценностно-мировоззренческих альтернатив западного образа культурной жизни, на основе которых формируются собственные проекты глобального развития, является отрицание статуса верховного судьи, принадлежащего в сегодняшнем мире западному разуму. Западные стандарты мышления и оценки степени рациональности тех или иных элементов иных культур отбрасываются или существенно ограничиваются: для того, чтобы понять особенности российской /китайской/ исламской цивилизации, необходимо подходить к ним в соответствии с теми критериями, которые были ими же сформулированы. Отказываясь равняться на Запад, альтернативные проекты претендуют на собственный кусок глобального пирога; они предлагают миру свои ценности, создают мощный мобилизационный ресурс и претендуют на лучшее будущее.
Мобилизационный потенциал религиозной риторики на Донбассе
Необходимо понять, что реалии новой волны мобилизации пытаются отрицать эксклюзивное право собственности Запада на мировоззренческие ценности, но не могут отменить его силу и влияние. Можно представить нашу общественную жизнь как нечто, напоминающее морскую поверхность, по которой прокатываются большие и маленькие волны – но поверхность никогда не бывает полностью спокойной. Эти волны – глобальное влияние, оказываемое влиятельными игроками современного мира, в первую очередь, – США и Европой. Мы ощущаем это влияние каждый день: политическое – когда значительная часть украинцев видит перспективность вступления в НАТО и ЕС; экономическое и финансовое – когда проверяем утром курс доллара или евро, прислушиваемся к советам МВФ и ЕБРР, ожидаем международных кредитов и т. д.; информационное – когда слушаем новости, отобранные и сформированные ведущими западными новостными агенциями, подобными Reuters или Associated Press; ценностное – когда усваиваем определенную интерпретацию прав человека, воплощенную в культурной продукции (голливудские фильмы, популярная музыка, игрушки и т. д.) и разнообразных открытых для широкой публики стратегиях, подобных «Глобальным трендам 2030» Агентства национальной безопасности США или известным «198 методам ненасильственных действий Джина Шарпа».
Эти влияния формируют глобальные течения современности, поэтому ни противостоять им, ни нарекать на них нет смысла. Понятно, что, распространяясь в информационном пространстве, они работают в первую очередь на «метрополию» – тот культурный центр, который их создает. Другое дело – необходимость понимать, что мера нашей свободы зависит от способности использовать эти течения как попутные или сознательно идти наперекор им по наименее затратной траектории. В пределах предложенной метафоры альтернативные квазерелигиозные проекты можно сравнить с мощными плавстредствами, которые пока еще не создают глобальных течений, но могут «резать волны» таким образом, что созданные ими цунами прокатываются по всему земному шару.
Альтернативные цивилизационные проекты используют религиозные смыслы и риторику именно для того, чтобы получить конкурентные преимущества в соревновании с Западом. Учитывая, что Европа и США имеют огромный потенциал влияния на людей, их оппоненты вынуждены сосредоточиться на наиболее уязвимой части человеческой природы – религиозных и мировоззренческих убеждениях. И тут очень кстати оказывается высвобожденная религиозность, которая в секулярном обществе остается невостребованной и активно канализируется заинтересованными силами в виртуальном пространстве социальных сетей и СМИ.
В условиях размывания национального самопонимания важнейшим стержнем идентичности остается религиозное самоопределение, которое на протяжении тысячелетий создает границу между сообществами, существенно усложняя процесс растворения социальных меньшинств. Вместе с тем, это уже не та религиозность, к которой мы привыкли и с которой научились иметь дело. Сегодня все большее распространение получает «контрсекулярная» религиозность, характерными признаками которой являются антизападная направленность, пренебрежение религиозной традицией и аскезой, обостренное ожидание конца света [4]. Контрсекулярная религиозность мобилизует значительные массы людей на борьбу против светской цивилизации и ее ценностей. Естественной средой для подобного мировоззрения выступает виртуальная реальность с ее пренебрежением к конкретным территориям, этносам и их границам. Новейшие средства виртуальной коммуникации делают каждое сообщество потенциально глобальным, а идентификация человека как его представителя не требует физической включенности в общину. Добавим, что квазирелигиозные проекты вовсе не отказываются от западного инструментария влияния на адептов, идет ли речь о рекламе, сборе средств для финансирования своей деятельности, использовании СМИ и Интернета и т.д.
Например, если вспомнить донецкую весну 2014 г., то именно религиозные лозунги, символы, мероприятия, наименования были использованы для того, чтобы мобилизовать массы на борьбу со «злом» – бездуховным и секулярным Западом. С первых дней событий вокруг админсооружений (Донецкой областной государственной администрации и СБУ) начались крестные ходы, которые не были официально санкционированы ни одной из православных конфессий; на стенах взятой в осаду ДонОГА были размещены огромные баннеры с изображениями Спаса и Богородицы; среди донецких вооруженных формирований появились «Русская православная армия», «православный батальон «Восток», «Легион Святого Иштвана», «батальон Пресвятой Богородицы Августовской «Август» и др., а «Конституция ДНР» начиналась с констатации того, что «ДНР является частью Русского мира» [5, c.37]. Не смотря на то, что со временем использование религиозной риторики стало менее заметным, она сыграла, возможно, определяющую роль в момент «тотальной мобилизации» 2014 г.
Важно также понять и то, что, став достоянием глобального мира, квазирелигиозные идеологии превращаются в, так сказать, достояние человечества и могут использоваться кем угодно и где угодно. Если радикальные европейские социалисты пополняют ряды Исламского государства для того, чтобы бороться с ненавистным им Западом – они такие же законные участники проекта, как и какой-нибудь «казак Бабай», сколотивший вооруженный отряд для войны за «Святую Русь»: создав и поддержав новый ценностно-мировоззренческий проект, его авторы утрачивают право на эксклюзивное использование новой идеологии.
Таким образом, мир вступил в новый этап глобализации, для которого характерна утрата Западом, возможно, последнего преимущества – монополии на ценностные и мировоззренческие категории. Осознание этого факта спровоцировало новый виток глобальной конкуренции, теперь на уровне ценностно- мировоззренческих проектов глобального развития.
Постсекулярная Европа
В свете поставленных вопросов наиболее логичным представляется обсуждение переформатирования современного миропорядка в контексте теории «постсекулярности», под которой понимается исторический период, идущий на смену «секулярной эпохе», важной особенностью которой была абсолютизация принципов Просвещения. Речь идет о культуре, которая в силу внешних (вызовы со стороны квазирелигиозных сообществ) и внутренних (понимание собственной генетической связи с христианством) обстоятельств более не может игнорировать кардинальную значимость религиозной составляющей собственных культурных смыслов. Именно такая постсекулярная Европа – светское общество с вкраплениями слабоассимилированных религиозных анклавов и истончившейся прослойкой среднего класса – вынуждена противостоять новым вызовам.
Если даже оставить в стороне ситуацию в Украине как симптом обострения в столкновении цивилизаций, события последнего времени в Европе все равно вызывают обеспокоенность. Массовые протесты и революции, резкий рост популярности радикальных политических сил, рост напряжения вокруг вопроса европейского единства (включая, но не ограничиваясь, Brexit) ставят болезненные вопросы перед политиками. Отдельного внимания заслуживает трансформация политической аксиологии и действенности собственно политического инструментария решения общегосударственных и общеевропейских проблем. На смену политическим дебатам о роли государства в решении экономических проблем, сводившимся к спорам между сторонниками плановой экономики и рыночного неолиберализма, пришли иные формы политического дискурса. Эксперты отмечают рост проблематизации собственно демократических ценностей и европейского проекта, призывы к культивированию национальной, культурной и религиозной идентичности, возвращающие европейское общество к «призракам начала ХХ в.» [6].
Однако и крах веры в политические пути решения собственных проблем – о чем говорит стабильное падение явки на выборах всех уровней и падение рейтинга классических центристских партий с одновременным ростом популярности радикалов вроде «Народного фронта» (Франция), «Истинных финнов» или венгерской «Йоббик» (чьи программы иногда имеют неофашистский оттенок) – свидетельствуют о ценностно-институциональном смещении в европейском обществе [7]. Проблематизация либерально- демократической модели социальной защиты, кризис общества всеобщего благоденствия, сокращение доходов, деградация среднего класса, увеличение количества иммигрантов, которые не желают безоговорочно принимать светские ценности – все это «монетизируется» в политические дивиденды тех сил, которые дестабилизируют ситуацию.
При этом проблемы в экономической, социальной и политической плоскостях являются проекциями общего состояния кризиса в европейском обществе. Ни одна из этих плоскостей не может быть признана первичной, общим знаменателем для других. Речь идет о различных измерениях сложного состояния социальной системы, только часть проблем которой может быть описана в экономических или политических терминах. Происходят колоссальные трансформации мышления и деятельности среднего европейца, и исследователи из различных областей практически единогласно указывают на проблему либерально-демократических ценностей и институций, которым если не сегодня, то уже в ближайшее время будет брошен вызов. Недовольство большинства населения развитых стран ростом экономического неравенства, сокращением социальной помощи государства, подъемом волны неофашизма, возвращением к этническому и религиозному национализму, мобилизация недовольных существующим порядком в многотысячные протестные движения и т. д. угрожают основам европейского социума. Фундаментальные для судеб европейской цивилизации представления об уровне жизни, труде, гражданском обществе и социальных институциях находятся под ударом, а изменения социальной и политической структуры способствуют не стабилизации ситуации, а скорее дальнейшему обострению.
Можно утверждать, что сегодняшние проблемы Европы связаны со вхождением мира в новый этап глобализации – ценностно- мировоззренческий. Сталкиваясь с чередой экономических проблем, рожденных глобализацией, Европа утрачивает способность компенсировать потери за счет эксклюзивного права на аксиологические основания глобализационного процесса и, в силу их секулярного характера, провоцирует формирование религиозных альтернатив глобального развития. Эти альтернативы, в значительной степени, созданы по европейским лекалам и используют европейский инструментарий (технологии СМИ, концептуалистика, конкурентные цели), однако строятся на религиозном фундаменте. И если классические европейские идеологии можно считать квазирелигиозными образованиями вокруг секуляризированного христианского мировоззрения, то религиозные альтернативы модерну приобретают черты «новых» идеологий – полурелигиозных цивилизационных проектов, которые, в определенном смысле, противостоят и религиозным традициям, их породившим [8]. Они эксплуатируют реалии сегодняшнего состояния европейского культурного пространства, а потому имеют немалый потенциал развития, вовлекая не только религиозных адептов, но и политически мотивированных сторонников, что еще больше влияет на деградацию европейской стабильности в смысле экономики, политики и безопасности.
Выводы. Если мы действительно стремимся к уменьшению напряжения в Европе и мире, уже сегодня необходимо понять, что в ближайшем будущем ценностные противостояния будут провоцироваться все чаще и все большим количеством различных сил. Инструментарий для этого, сознательно или не сознательно, создан, опробован и доказал свою эффективность, а значит – будет использоваться и дальше. Старые механизмы сдерживания подобных социальных аномалий становятся неэффективными, так как природа ценностно-мировоззренческого конфликта отрицает наличие единой системы универсальных норм и правил, с точки зрения которой аксиологические аномалии могли бы быть замечены и осуждены. Подобно тому, как бактерии вырабатывают иммунитет к антибиотикам, «социальные бациллы» дискредитируют западную версию прав человека (в широком смысле слова), либо указывая на ее ограниченность, либо провоцируя силовое подавление аксиологических альтернатив как запрещенного в западной системе случая расправы с инакомыслием. В этой ситуации вполне уместным представляется создание площадки для аксиологической дискуссии, направленной на: 1) уточнение истоков западных представлений о сущности человеческой природы и свободы, 2) критическое осмысление значения этих представлений в эпоху глобализации, 3) сравнительный анализ разных культурных подходов к проблеме прав человека и разработку рекомендаций по их гармонизации, 4) выработку стратегий сохранения западных ценностей и идентичности в постсекулярном мире в противостоянии с альтернативными проектами культурного развития. Подобная дискуссия, возможно, будет содействовать созданию нового мирового порядка, в котором Запад, утратив культурную гегемонию, останется успешным игроком в глобальной игре. В то же время это позволит минимизировать влияние сил, использующих глобальные столкновения в собственных интересах и тем самым способствующих росту напряжения.
Использованные источники и литература:
1. Белокобыльский А.В. Логико-рациональные функции сакрального в религиозных традициях / Александр Белокобыльский, Руслан Халиков // Традиция и традиционализм. Альманах (2012-2013). – Донецк: Донбасс, 2013. – С. 108-111.
2. Гайденко П. П. Христианство и генезис новоевропейского естествознания / П. Гайденко // Философско-религиозные истоки науки. – М.: Мартис, 1997. – С. 44-87.
3. Ломанов А. В. Общий знаменатель нации: китайские ценности будут соперничать с западными / Александр Ломанов // Россия в глобальной политике. – 2015. – №5. – С. 138-152.
4. Халіков Р. Х. Контрсекулярність: специфіка нової релігійності / Руслан Халіков // Софія: Гуманітарно-релігієзнавчий вісник. – 2016. – № 1(5). – С. 41-45.
5. Гуржи В. С. Наслідки реалізації доктрини “Русскій мір” в Україні / Володимир Гуржи // Схід. – 2015. – № 2. – С. 34-40.
6. Дервиш К. Ловушка идентичности / Кемаль Дервиш // Forbes-Украина. – 2015. – №6(52). – С. 12.
7. Стэндинг Г. Прекариат: Новый опасный класс / Гай Стэндинг; [пер. с англ. Н. Усовой]. – М.: Ад Маргинем, 2014. – 328 с.
8. Білокобильський О. В. Глобальні зіткнення постсекулярного світу та українське питання / Олександр Білокобильський, Віктор Левицький // Східноукраїнський конфлікт в контексті глобальних трансформацій (Випуск 2). – Вінниця: ТОВ «Нілан-ЛТД», 2016. – С. 9-25.