Главная » Исследования » Библиотека » Религия является и наиболее значимым конфликтогенным фактором, и наиболее мощным миротворческим ресурсом

Религия является и наиболее значимым конфликтогенным фактором, и наиболее мощным миротворческим ресурсом

Релігія є і найбільш значущим конфліктогенним чинником, і найбільш потужним миротворчим ресурсом

1. Какие ценности, по Вашему мнению, могут объединить сегодня украинское общество - как верующих, так и неверующих людей, жителей запада, востока, севера, юга? Что может быть для всех объединяющим, что позволит жить вместе?

 По моему мнению, общими для разных групп общества могут быть ценности христианской традиции. Даже для неверующих людей. Конечно, ценности христианской традиции восходят глубже конфессионального и даже религиозного слоя, в определенном смысле, они совпадают с общечеловеческими, универсальными. Правда, для христианства они являются частью целостной картины мира. Так, когда речь идет о достоинстве человека, христиане не просто постулируют это как самоочевидный факт общественной жизни, но и обосновывают его тем фундаментальным пунктом веры, что Бог создал человека по Своему образу. Даже не зная, не признавая последнее, общество может строиться на признании человеческого достоинства и соответствующих ценностях. Так что я верю, что христианство может предложить универсальную ценностную систему для самых разных групп и традиций нашего общества. Однако для этого следует преодолеть межконфессиональные конфликты и прийти к согласию между разделенными церковными традициями по общей ценностной платформы.

2. Сегодня Украина идет или декларирует, что идет в Европу, в европейское цивилизационное пространство. В каких вопросах мы можем идти на компромисс с тем, что от нас требуют, а в каких должны отстаивать свои, возможно, основополагающие вещи, ценности?

 Наши договоренности с Европой должны касаться, прежде всего, политических и экономических вопросов. И здесь привычно, что мы будем вынуждены принять их условия. Хотя даже эти вопросы – предмет торга, дискуссий и разумного компромисса. В вопросах ценностей у нас значительно больше свободы. Почему? Потому что Европа – это культурный форум, мультиверсум, добрососедство различий. И мы можем требовать, чтобы нашу инаковость воспринимали с уважением. Конечно, это не касается тех наших «традиционных ценностей», подкрепляющих собой коррупцию.

 

3. Совпадают ли тенденции изменения роли религии в жизни общества на Западе и в Украине?

Есть глобальные тенденции, которые в той или иной степени имеют влияние и в Украине. Это эрозия традиционной институализированной религии, и одновременное возвращение радикализированных форм религии в общественную жизнь. Религия возвращается в гибридных формах, мы это чувствуем в восстании «Русского мира», а также в попытках других конфессий стать государственными церквями.

 

4. Глобализация ускорит процессы секуляризации, или нас ждет религиозный ренессанс? На что должно рассчитывать украинское общество? Каким Вы видите конфессиональный идеал Украины будущего?

Секуляризация изменит характер религиозности, предоставит религии новую динамику. Религиозные традиции будут активнее искать соответствия с новой эпохой, реорганизоваться. Те, кто держится за досекулярное прошлое, станут реликтами. Те, кто требует монополии, потеряют влияние на молодые поколения. Конфессиональный идеал украинского будущего – это поликонфессиональность, когда ни одна из христианских церквей не будет пользоваться преференциями со стороны государства. Здесь должно быть место для здоровой конкуренции и партнерства.

 

5. Нарушаются ли в Украине права на свободу совести? Каковы перспективы в государственно-церковных отношений в Украине?

Сейчас свобода совести в Украине реализуется в достаточной степени. Нам далеко до абсолютной свободы. Но мы впереди абсолютного большинства стран мира.

 

6. Насколько целесообразно, что украинские политики прилагают столько усилий для создания единой поместной церкви? Можно ли это считать вмешательством светской власти в религиозные дела?

Создание единой поместной церкви – это положительная утопия национально сознательных политиков, которая на практике может обернуться антиутопией. В слове «единственная» уже содержится дискриминация в отношении других. Ничто не мешает христианским конфессиям жить так, чтобы при организационной отдельности сохранять духовное единство. Если же кто-то начинает требовать структурного «единства», то без насилия не обойтись. Для государства и церкви модель «единой поместной» означает возвращение на два века в прошлое. Сегодня о «единой поместной» говорят только мировые маргиналы. На самом деле важный вопрос – о том, как достигать единства не структурного, а качественного, духовного. То есть надо больше думать о качестве отношений между традициями и их носителями.

 

7. Что могут предложить интеллектуалы обществу для нормализации конфликтных ситуаций? В частности, в Украине? Что могут сделать украинские религиоведы для минимизации конфликтов в религиозной сфере?

Интеллектуалы могут предложить модель отношений между собой и своими позициями. Если религиоведы, философы, теологи не могут дискутировать о своей различности мирным путем, то это диагноз для всего общества. Если ученые и священнослужители из Донецка и Киева найдут возможность возобновить диалог, это будет хорошим знаком для всех.

8. Насколько велик в современном мире конфликтогенный и миротворческий потенциал религии? Имеют ли украинские церкви миротворческий потенциал?

Парадоксальным образом, религия является и самым значимым конфликтогенным фактором, и наиболее мощным миротворческим ресурсом. Если религия отрицает плюральность, она будет однозначно деструктивной. Если же она способна примирить максимализм своей веры с присутствием других, то может послужить миротворцем.

9. Можно ли говорить об особой форме секуляризма, которая сложилась на постсоветском пространстве как следствие атеистической политики времен СССР?

Секуляризм на постсоветском пространстве приобрел особые формы, включив элементы православной идеологии в советский исторический нарратив и соответствующий культурный код. Этот микс дал жизнь таких гибридным формам как «православный сталинизм». Секуляризм здесь в том, что религия подчинена политико-прагматическому порядку и воспринимается не как самостоятельная целостность, а как определенный ресурс. Результатом советского эксперимента стала потеря смыслов православной традиции, поэтому остались только формы, которые стали орнаментом секулярного строя.

10. Какие тенденции будут определять ближайшее будущее: будет меняться «полярность» мира? И будем ли мы наблюдать «крены» вправо или влево?

Будущее будет определяться взаимоотношениями между двумя глобальными религиями – исламом и христианством: смогут ли они укротить своих политических клонов и прислушаться к собственной глубине? Продолжается глобальное религиозное перераспределение мира и многим кажется, что "правые" рецепты могут защитить статус кво. Очевидно, это не так. Только традиция, способная к обновлению в режиме открытости, может рассчитывать на место в будущем.