Складывается впечатление, что у Франции есть миссия среди европейских стран и народов. Она родина преобразующих жизнь революций. Таких, как протесты «желтых жилетов» ("Gilets Jaunes"), которые за месяц стали межгосударственным явлением. Протестующие самоорганизовываются через Фейсбук, надевают желтые жилеты автомобилистов (которые первые вышли на протесты) и не имеют иерархии, поэтому с ними трудно договориться. Начавшись как социальные волнения против повышения тарифа на топливо для автомобилей – очень быстро они переросли в движение за улучшение жизни и социальную справедливость. Для Франции сейчас – это уже десятки тысяч протестующих, миллионы евро убытков, человеческие жертвы, погромы, порча имущества, что делает протесты «жилетов» крупнейшими за десятилетие беспорядками, и угроза отставки правительства.
Конечно, протесты во Франции имеют и социальные, и экономические причины. Deutsche Welle приводит мнения французских интеллектуалов и писателей о возможных причинах, среди которых называются «высокомерие парижской элиты», глубокий «разрыв между большими городами и французской провинцией». Spiegel указывает на «феномен забытой Франции», когда Париж живет оторванно от остальных граждан.
Но эти протесты имеют также и символическое измерение: десакрализацию легитимирующих власть оснований. Пожалуй, все крупные мировые СМИ написали о повреждении Триумфальной арки первого декабря, «насильственной демонстрации вокруг могилы неизвестного солдата» и повреждениях статуи Марианны – символа Французской республики наравне с лозунгом «Свобода, Равенство, Братство». Немецкая газета Spiegel назвала этот разгром «самым большим символическим успехом «желтых жилетов» на данный момент» и указывает, что все предыдущие протесты в Париже сопровождались штурмом Бастилии или площади Республики, но Триумфальную арку не трогали никогда.
Газеты пишут, что Президент Макрон, бывший в это время на Саммите G20 в Буэнос-Айресе, по приезду первым делом лично посетил Триумфальную арку, чтоб увидеть ее состояние. Президент Франции так прокомментировал произошедшее «Никакая цель не оправдывает осквернение Триумфальной арки» (that the Arc du Triomphe is defiled). «Осквернение» – слово явно из религиозного словаря (осквернение храма). Такое пристальное внимание к символам на фоне погромов, поджогов и грабежей уделяется не просто так.
Во-первых, нельзя не вспомнить рассуждения Ролана Барта о «мифе справа». Автор говорит о способах прочтения языка мифа, определяя его как деполитизированное слово (где политика понимается как совокупность человеческих связей, образующих реальную социальную структуру, способную творить мир). «Миф справа» это взаимодействие «угнетаемого человека» и «угнетателя». «Угнетаемый» созидает мир, «поэтому его речь может быть только активной, транзитивной (то есть политической)». «Угнетатель», стремится сохранить существующий мир, его речь полнокровна, нетранзитивна, подобна пантомиме, театральна, это и есть Миф. «Язык одного стремится к переделке мира, язык другого – к его увековечению». (См. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика.) В разбираемой ситуации политический язык это все то, что делают «желтые жилеты», а действия власти – это попытка не дать деконструировать миф. Все последующие протесты происходили на фоне закрытых Лувра, и прочих значимых публичных мест, доступ к культурному наследию ограничивало государство.
Во-вторых, протесты в «сердце» города, захват Елисейских полей, граффити на Триумфальной арке – это попытки переписывания/присваивания национальных символов, желание сменить тех, кто сейчас истолковывает эти символы народу в качестве официального органа. Но символы должны говорить от имени народа, если они национальные. И их используют как «доску объявлений» или манифестаций, нанося на них лозунги, граффити (например, на Триумфальной арке надпись: «Желтые жилеты победят»).
В-третьих, объекты культурного наследия работают как стражи идентичности, стражи прошлого. Горожане живут под присмотром этих объектов урбанизированной инфраструктуры, которые были созданы или использовались их предками. Таким образом, обеспечивается преемственность, и культурная в том числе.
Но чистая политика ли это? Ведь, с другой стороны, есть категории горожан (мигрантов, приезжих, новых горожан) для которых культурное наследие конкретного места ни о чем не говорит. К протестам «Желтых жилетов» часто присоединяется «все больше и больше хулиганов и жестоких мигрантов … у которых нет других целей, кроме как нанести удар». Ответ на вопрос, для кого город и культурные ценности не являются значимыми – это отчасти и ответ на вопрос почему популисты-националисты переживают подъем. Уничтожение образа жизни (городского образа жизни) или его трансформация переживается как угроза. Европейцы убеждаются в правоте популистов на фоне вандализма. Что выливается, например, в протесты против принятия глобального договора ООН по миграции. Или в ограничения на туристические потоки в Венеции или Барселоне. Приехавшим не интересны символы прошлого или красивости – их интересует результат действия этих символов – социальное и экономическое благополучие. Не понимая связи культуры и образа жизни – первую уничтожают, стремясь заполучить второй. Описанное выше (вандализм и поджоги) – это органический пример не укорененных, условно «новых», жителей старых городов.
Также, уничтожаться символы могут и намеренно – чтоб задавать новые ориентиры. История конструируема и ее координаты – исторические события, даже зафиксированные с точностью и скрупулёзностью могут быть подданы интерпретациям и трактовкам. Идя по этим координатам вглубь, на самом деле, человек находящийся здесь и сейчас проектирует желаемый или оптимальный результат, который позволит ему обустраивать будущее укорененное в прошлом. «Работа» с городским пространством в таком слычае направленна на создание новых точек роста смыслов. Это может быть протест против Европы, демократии, старого порядка вообще – религиозно-онтологический протест. Но тогда все это не совсем политические изменения.
В социальных протестах в столице Франции, особенно на фоне довольно жестких правительственных разгонов, некоторые видят Киев 2013-го года. Может быть, Париж поможет заметить со стороны какие-то еще невербализированные причины и возможные последствия. Особенно в символическом пространстве.
Читайте также: