Разум думает, что поверг миф. Разум убежден, что прошел путь от Мифа к Логосу. Разум стал мифом
Как минимум, со времен позднего средневековья европейская цивилизация начала стремительно «вырываться» из оков мощно сковывающего ее мифа. Секулярный разум все громче и громче заявлял о своих победах, убеждая о наступлении новой эпохи, свободной от всех мифологических построений. Казалось, теперь человека ничего не ограничивает, ничто ныне над ним не довлеет – он свободен.
Однако, вышло, что… король умер! Да здравствует король!
Время расставания с Мифом оказалось эпохой создания новых мифов. Кто-то (сначала) создавал концепции, сознательно не идентифицируя их как мифические, кто-то (позже) намеренно создавал новый миф. Маркс пишет нарратив о Новом обществе и Новых временах, который уже Расселом прочитывается как исключительно мифический. На освободившихся от церковной догматики полях вырастает дарвиновская концепция происхождения человека, которая сегодня признается лишь как одна из возможных теорий, объясняющих природу человека. Фрейд постарался убедить всех, что либидо является причиной социального человека. Политические тоталитарные системы ХХ века уже Хоркхаймером и Адорно были маркированы как новые мифологии. Традицией постпозитивизма и философии науки (Лакатос, Фейерабенд, Хюбнер) сама наука была признана новой формой мифа и от него архитектонически неотличимой.
Судя по всему, человек невозможен вне рамок мифа – он его форма жизни.
Миф является продолжением бытия. Бытие ежесекундно поддерживается мифом.
Но известны случаи, когда миф создается сознательно, все понимают, что это миф (в данном случае – сказка), но при этом он все равно имеет некоторое онтологическое измерение. К таким примерам можно отнести роман Джойса «Улисс». Переводчик, комментатор и, наверное, самый авторитетный знаток романа в русскоязычной литературе С. Хоружий говорит, что произведение великого ирландца универсально и космично. С этим нельзя не согласиться, но стоит добавить: в первую очередь оно мифично (мифологично). Это следует не столько из прямой аллюзии на гомеровскую «Одиссею», не из повсеместного использования мифических и библейских сюжетов, и даже не из ироничного развития националистического мифа, который проходит красной линией через весь роман. Похоже, Джойс сознательно задумывал свой шедевр как новый (исчерпывающий) миф, как культурный код западной (включая все Средиземноморье) цивилизации. Отсюда стилистическая полифония, которая попыталась вместить чуть ли не все известные стили письма, включая поэзию, катехизис, монолог, пьесу и т.д.; энциклопедический объем культурного материала, фигурирующий в тексте, демонстрирующий полноту информации; анатомический, семантический, цветовой и т.д. символизм, призванный описать все сущее или, например, один эпизод (14), включающий одновременно всю английскую литературу. Весь этот исполин (роман) как бы заявляет: «Я есть Альфа и Омега». «Все, чем была европейская цивилизация до «Улисса» в него включено, все, что будет – из него исходит», – заявлял сам Джойс, настаивая на том, «что профессора еще многие столетия будут спорить о том, что я имел в виду».
Эмпирические подтверждения пророчеств автора вышли далеко за рамки академических кругов. Сегодня 16 июня (16 июня 1904 г. – день действия романа) известен как Bloomsday, который широко отмечается по всему миру, а тысячи специально приезжающих в Дублин в этот день ценителей творчества Джойса стараются повторить маршруты Стивена и Блума (главных героев романа).
Чем это отличается от путешествий туземцев тотемических времен, которые в обряде инициации проходят путь первопредков? Ритуал туземцев поддерживает их мир, бытие. Квазиритуал Bloomsday поддерживает мир фантазии Джойса, который для некоторых адептов может становиться вполне реальным миром. Все понимают, что «Улисс» – это искусственно созданный миф, но от этого он не становится для его последователей менее реальным, для некоторых из них он становится онтологическим мифом.
С тех пор как миф был детрансцендентирован, он не исчез. От этого он, можно сказать, только обмельчал, начав вмещаться в имманентное пространство, в целом сохранив всю архитектонику своего предшественника.
Миф – это судьба человека, но его плоскость (пошлость) совсем не аподиктична.
И вот на смену многомерным архаическим мифам, вбиравшим в себя горизонт трансцендентного, приходят мало того что сосредоточенные в имманентном пространстве, так еще и искусственно выращенные и так же искусственно продвигаемые мифы современности. Политические, этнические, гендерные — шоу-мифы эпохи развитого интернета. Место первовремен или Царства Божьего здесь замещено посюсторонним раем Европы и США (кто к чему ближе), вместо шамана — ведущий вечернего ток-шоу, вместо переселения/спасения души — бессмертные странички в соцсетях.
В силу того, что мы сами деконструировали трансцендентное измерение реальности, а следом девальвировали (дискредитировали) все гранднарративы, которые отвечали за телеологию в мире Истории, стало очевидно, что важны остались только технологии. Элиты даже не стремятся реализовывать никакую трансцендентную истину – такого вопроса нет даже в повестке дня. Приближение к Первовременам или Царству Истины (Справедливости) не рассматривается даже как проект. Ибо любые трансцендентные истины принципиально запрещены. Онтологическая легитимация происходит в имманентном пространстве смыслов, в котором, очевидно, могут быть только посюсторонние, так сказать, сподручные, смыслы и цели.
Соответственно, речь идет не о воплощении какой-то трансцендентной истины (идеала), а о наиболее эффективном использовании имманентных технологий просто, чтобы оставаться на вершине пищевой цепи. Используя аналогию с «сильной программой» Эдинбургской школы, согласно которой исследовательские программы являются не наилучшим способом открытия «объективной» истины, а наиболее эффективным инструментом борьбы за ресурсы, можно сказать, что в современном политическом дискурсе политические программы функционируют не для того, чтобы приближать действительное государство к идеальному, а для победы в политической конкуренции, с целью использовать это государство в интересах бенефициаров этих программ.
Однако, отсутствие веры в Идеальное не может не сказаться на целеполагании людей, на их психическом здоровье, на их созидательном потенциале. Как показывает практика, управление такой имманентной социальной реальностью и комплементарной ей мотивацией вполне возможно, и даже чем дальше, тем больше выглядит все более эффективным. Но мир, в котором высшей победой считается доступ (управление) к ресурсам, вряд ли может сделать счастливыми даже тех, кто оказался на вершине пирамиды.
Читайте также: